Ефрaим Шкляр (1871-1943)

Обрывочные сведения о жизни и творчестве Эфраима (Ефрем Ильич) Шкляра сводит воедино статья русско-американского музыковеда Изалия Земцовского "«Эфраим Шкляр: страницы жизни музыканта»». Шкляр родился 5 октября 1871 года в Тимкевичи, небольшом городке Минской губернии. Семья, очевидно, была традиционной, так как отца приглашали вести молитву в синагоге. Когда мальчику было три года, его семья переехала в г. Слуцк. Вскоре было замечено, что у мальчика очень красивый голос и чуткий музыкальный слух. Его стали приглашать на роль кантора и он вскоре стал всеобщим любимцем. В двенадцать лет, т.е. до бармицвы, соблазненый посулами заезжего кантора, он покинул дом. Годы странствий и тяжкого труда, закончившиеся обычной в такой ситуации катастрофой – потерей голоса привели его, в конце концов, в Варшаву. При помощи частных учителей, Шкляр подготовился и в 1890 поступает в варшавскую консерваторию по классу контрабаса. Инструмент был выбран по единственной причине – только на нем предоставлялось бесплатное время для упражнений. Из за интереса к теории музыки и композиции он был вынужден записаться в класс профессора Носковского, известного своим предвзятым отношением к Шкляру. Но его способности были столь очевидны, что вскоре Шкляр был признан, хотя и и с неохотой, самым одаренным студентом класса. В 1894 году, на открытие памятнику Шопену в Желязовой Воле, неподалеку от Варшавы, приехал Милий Алексевич Балакирев. После торжества он был приглашен в качестве инспектора нескольких варшавских школ, включая консерваторию. Для показа своих сочинений высокому петербургскому гостю из класса Носковского было отобрано два студента, но среди них не было Шкляра. Возмущенные такой вызывающей несправедливостью, два сокурсника по собственной инициативе смогли огранизовать Шкляру частную встречу с Балакиревым. Познакомившись с композициями Шкляра, Балакирев выказал исключительный энтузиазм и тут же пригласил его приехать в Петербург для учебы в классе Римского- Корсакова. С трогательной заботой Балакирев высказал надежду, что физически слабый Шкляр сможет вынести суровый климат северной русской столицы. Сам Шкляр, однако, был более озабочен проблемой получения паспорта, позволившего бы ему обосноваться вне пресловутой черты оседлости, о чем он тут же и сказал Балакиреву. Балакирев на какое-то мгновение растерялся от такого неожиданного для него поворота разговора, но тут же поспешил уверить Шкляра, что все будет в порядке. На прощание Балакирев поцеловал Шкляра в лоб и посоветовал спокойно дожидаться дальнейших от него сообщений -- уже из Петербурга. Долгожданное сообщение пришло через несколько месяцев, в течение которых Шкляр уже начал предполагать, что Балакирев забыл о своем обещании. Но Балакирев не только не забыл, но даже оплатил дорожные и прожиточные расходы с помощью известного мецената барона Гинзбурга. По свидетельству Гнесина, М. А. Балакирев «вывез Шкляра из Варшавы, поселил у себя, обеспечил кошерной пищей и дал консерваторское образование у Римского-Корсакова»

В 1895 Эфраим Шкляр поступил в Петербургскую консерваторию. Шкляр в это время, как и Энгель, занимался записью и гармонизацией народных песен и их использованием в композиции. В 1902 году Шкляр представил классу Римского-Корсакова свою аранжировку "восточной мелодии" - песни на идиш "Farn Obshayd" (текст Л. Яффе). Розовский пишет, что Римский-Корсаков, немедленно заметил ее еврейский характер и прервал исполнение воскликнув: "Я очень рад, что вы пишете композицию в еврейском роде." Он посвятил разбору песни целую аналитическую сессию, который завершил следующими словами: "Ну, напишите еще тридцать таких вещей, и вы создадите новую школу...". Затем Римский-Корсаков спросил, обернувшись к своим студентам: "Почему вы подражаете европейским и русским композиторам? Евреи владеют огромным сокровищем народного творчества. Я сам слышал ваши религиозные песни, и они произвели на меня глубокое впечатление. Подумайте об этом. Да, еврейская музыка ждет своего еврейского Глинку».

Саминский вспоминал: «К светлой памяти покойного Николая Андреевича мы, ученики его испытываем исключительное чувство. Мы никогда не забудем слов его, сказанных Е. И. Шкляру: «Я очень рад видеть, что вы пишите сочинения в еврейском духе. Как странно, что ученики мои -- евреи так мало занимаются своей родной музыкой. Еврейская музыка существует; это замечательная музыка и она ждет своего Глинку»

Klára Móricz, которую почему-то очень взволновала эта история, пишет, что есть примерно три различающиеся в деталях версии, отражающие личные предпочтения рассказчиков. Розовский описывает произведение Шкляра как "песню на идиш", несмотря на то, что язык оригинала, скорее всего, русский. Саминский вспоминает его как “песню, построенную на старом еврейском мотиве", в то время как Гнесин, вероятно наиболее надежный источник, помнит название произведения, как "Восточную мелодию". В версии Гнесина нет упоминания о “будущем еврейском Глинке” которое, по мнению Klára Móricz, происходит от рассказа Саминского, появившегося в консерватории только в 1906 и который не мог присутствовать при этом эпизоде. Klára Móricz пишет: Саминский и Rosovsky, чьи версии - главные источники истории, имеют свои собственные программы. Они уверены, что замечание Римского-Корсакова, который бы более легко вписываются народная песня договоренности, стал ассоциироваться с оригинальной композиции. По мнению Klára Móricz лестный комментарий Римского-Корсакова противоречив: упрекая своих учеников-евреев за имитацию русских композиторов, он призвал их следовать русской модели “Кучки” для создания национальной музыки. Вдвойне иронично, что произведение, которое, якобы вызвало энтузиазм Римского, было обязано своим ориентализмом его собственной музыкальной идиоме. Возможно, что комментарий Римский был вдохновлен не “Farn obsheid”, а другим произведением Шкляра пишет Klára Móricz. В той или иной форме слова Римского-Корсакова, кумира еврейских студентов, как и следовало ожидать, вскоре пронеслось по залам консерватории. В 1902 он вместе с другими студентами консерватории организовал клуб "Кинор Сион" (Лира Сиона), целью которого было сочинение и исполнение еврейской музыки. Однако реализацию его планов задерживало окончание консерватории.

С 1903 года Шкляр работает хормейстером в Петербургской хоральной синагоге, а в 1904 году оканчивает консерваторию по классу теории композиции. В 1907 он принимает приглашение еврейского хора Hazomir города Лодзь, а с лета 1910 года Шкляр живет и работает в Риге. Несмотря на переезд, он продолжает навещать Петербург для участия в деятельности ОЕНМ. Первый исторический концерт Общества 21 января 1909 года открывался его Кантатой, на текст М. С. Ривесмана, в честь 25-летия литературной деятельности Шолом-Алейхема. Первая серия публикаций Общества также началась в 1910 году с его хоровых обработок еврейских народных песен.

С 1912 Шкляр постоянно обосновывается в Риге, много дирижирует, преподает, создает не менее 180 обработок еврейских народных песен, сочиняет камерную и хоровую музыку, и одно время работает директором Рижского музыкального училища. Во время мировой войны и до середины 1922 года -- в связи с эвакуацией Музыкального Училища Русского Музыкального Общества -- Шкляр работает в городе Юрьев, (ныне эстонский город Тарту), в том числе в тамошнем Еврейском Училище.

Среди композиций этого периода - хоровая обработка песни С. А. Ан-ского «Di Shvue” («Клятва»), ставшей официальным гимном Бунда (Союза еврейских рабочих Литвы, Польши и России). Шкляр глубоко ценил деятельность Анского, организатора знаменитой Еврейской Этнографической Экспедиции и создателя широко известной драмы «Дибук», для сохранения идишской культуры. Среди других хоровых обработок Шкляра такие песни, как «Золотая пава», «Старый вопрос», «Надежда» («Хатиква», ставшая впоследствии гимном государства Израиль) и «Встань, народ мой». В эти годы Шкляр также сотрудничает со знаменитой Еврейской Энциклопедией (начиная с шестого тома, где помещена его статья об одном из первых идишских фольклористов-музыковедов, Гирше-Нисоне Голомбе. В последнем, 16-м томе Энциклопедии есть статья и о самом Шкляре.

В 1924 году Шкляр избран директором Еврейской Народной консерватории в Риге, сменив на этом посту С. Б. Розовского (1878-1962), другого отца-основателя ОЕНМ, в связи с его переездом в Палестину. Несмотря на свою творческую активность, мастерство и незаурядный талант, Шкляр, будучи человеком чрезвычайно скромным, лишенным всякого дара самопродвижения, постоянно бедствующий и нуждающийся, оставался в тени современной ему музыкальной сцены. Жизнь в Латвии надолго оторвала его от деятельности петербургских коллег.

Не исключено, что останься Шкляр в Петербурге или не будь революции 1917 года со всеми ее последствиями – всё могло бы пойти по другому сценарию, но историю не перепишешь. Впрочем это в равной степени относится и к судьбе его коллег из Петербургского Общества Еврейской Народной Музыки. Видимо, не случайно все же еврейские ученики Н. А. Римского-Корсакова стремились организовать именно Общество еврейской музыки – в их случае и в их время не кто-то один, но Общество в целом могло бы выполнить ту историческую миссию, которую российская жизнь возложила бы на Еврейского Глинку. Но события, последовавшие вслед за революцией 1917 года, меньше всего располагали к созданию еврейской классической музыки. Пророчество Н. А. Римского-Корсакова разбилось о страшные реалии российской и мировой истории ХХ века, и судьба трагически погибшего Эфраима Шкляра тому ярчайший пример. Он погиб, как предполагается, в Рижском гетто, уничтоженном нацистами в 1943 году.

Sources: